26/01/2021 11:46
Москва, Михаил Васьков, NEWS.AP-PA.RU Вообще, Николай Викторович – во всех смыслах человек состоявшийся. Поэт прожил, хоть и досадно короткую, но очень яркую и насыщенную жизнь.
Продолжаем публикацию заметок о жизни творчестве вепсского и русского поэта Николая Абрамова и его стихов.
Абрамов как литературный переводчик
И ещё один аспект творчества вепсского гения. Это переводы. Мне, по первой специальности профессиональному переводчику, окончившему в своё время один из лучших языковых вузов страны – Московский государственный институт иностранных языков имени Мориса Тореза, просто невозможно было не обратить на них внимание.
Имея опыт перевода стихов финских, эстонских, вепсских поэтов, песен-рун малых прибалтийско-финских народов – ижоры, води, сету – по себе знаю, как трудно переводить именно поэзию. Как сложно передать не только смысл и «дух» стиха, но и его размер, слог, рифму…
Частенько, надо сказать, морщусь от некоторых «переводов» своих более молодых коллег, считая, что при поэтическом переводе переводчик в идеале должен владеть и языком с какого переводит, и на какой переводит, а в супер-идеале – при этом ещё и быть поэтом! Исключения бывают редко. Тут надо быть поистине большим художником.
Так вот, переводы Н.В. Абрамова – просто великолепны! Насколько же нужно обладать природным чувством языка, чтобы переводить поэзию так, с ходу, с листа, без изучения теории стихосложения в Литературном институте, без изучения теории перевода в языковом вузе! Это можно объяснить только одним: талантливый человек – талантлив во всем.
Поэт переводил на вепсский язык классиков мировой и русской литературы. Переводил произведения Омара Хайяма, Рабиндраната Тагора, Уильяма Шекспира, Поля Верлена, Александра Пушкина, Льва Толстого, Сергея Есенина, Николая Клюева, Бориса Пастернака, Николая Рубцова, Евгения Евтушенко, Владимира Высоцкого и других. Переводил также отрывки из эстонского народного эпоса «Калевипоэг», сказки народа Коми, стихи и прозу финно-угорских писателей России.
Теперь и русскоязычная книга Абрамова!
Вообще, Николай Викторович – во всех смыслах человек состоявшийся. Поэт прожил, хоть и досадно короткую, но очень яркую и насыщенную жизнь. Между тем русскоязычному читателю произведения этого стихотворца (если уж ни есенинского и рубцовского, то, во всяком случае, несомненно, первого ряда!) в силу целого ряда причин до недавнего времени были известны разве что в интернете. А ведь именно о сборнике своих русских стихов мечтал безвременно ушедший мастер слова…
Творческое поэтическое наследие подпорожского самородка на русском языке до обиды не велико: Николай Викторович трепетно и требовательно относился к слову. «Хорошие строки случаются редко», – говаривал он. Да и человеком Абрамов был, как известно, разносторонним – не только поэтом, но и фотографом, фотохудожником (для карельской и вепсской общественности его фотовыставки всегда были событием), журналистом, даже актером!
А в последние годы, по рассказам его крёстной матери Светланы Петровны Пасюковой, он чуть было не стал и учёным, задумав масштабное научное исследование на тему раскулачивания прибалтийско-финских народов… Так что, как видим, не только поэзия увлекала Мастера.
Поэтому русские стихи Абрамова, включённые в изданный нами, любителями абрамовского творчества и энтузиастами поиска его литературного наследия, поэтический сборник («Может, и был я не зря…» М., «Полиграфкин», 2019, 232 стр. с ил.), а также представленные в нём переводы его вепсских рун, – это едва ли ни всё, что нам удалось разыскать.
Однако тематика их необычайно широка и удивительно содержательна для «деревенского» поэта, как он сам себя иногда называл. Уверен, каждый найдёт в абрамовских стихах что-то своё, просто не может не найти – ибо стихи эти столько же многоплановы, сколь и восхитительны!
Завидую тем, кто ещё не знаком с абрамовским творчеством, кому ещё только предстоит открыть для себя этот особый, ни с чем не сравнимый мир. А те, кто уже знакомы с шедеврами вепсского мастера слова (включая, возможно, даже близких друзей!), уверен, посмотрят на Абрамова-поэта и с несколько иной стороны, познакомившись с его ранней лирикой, ослепительно яркой и по-юношески бескомпромиссной…
…В молодости, помню, наблюдая за экранными героями В.С. Высоцкого, очень хотелось увидеть артиста и барда также и на сцене театра или на концерте. Выразить свое восхищение аплодисментами, букетом цветов. Несколько раз мне даже приносили с трудом добытые билеты и в знаменитый в те годы театр на Таганке, и на полуофициальные выступления Высоцкого в Домах культуры.
Но всякий раз обстоятельства мешали лично посетить спектакль или концерт. Помню, думалось тогда: «А-а, успею, ещё…». Но вот же не успел! Не довелось увидеть Владимира Семеновича «вживую». Букет цветов возложил только на его могилу…
Несколько раз, читая какой-нибудь проникновенный стих Н.В. Абрамова, испытывал невольное желание написать поэту по интернету письмо, высказать добрые слова о его творчестве, поблагодарить… Увы, тоже не довелось. То стеснялся, то какие-то повседневные дела отвлекали от задуманного…
Вышеупомянутая книга русских стихов Николая Абрамова и переводов его виршей с вепсского («Может, и был я не зря…»), подготовленная автором этих строк к печати и изданная в 2019 году в Москве, а в 2020 году вышедшая и в Санкт-Петербурге (как же мечтал о выходе такой книги поэт!) стала моим запоздалым признанием любви к его поэзии, низким поклоном его матери, Марии Алексеевне, и земле Вепсской, которые подарили миру гения…
Вместо послесловия
За время работы над этим сборником как-то сам собой сложился коллектив единомышленников, почитателей творчества Николая Викторовича. Кто-то, как петрозаводчане и подпорожцы, был близко знаком с поэтом, кто-то менее, а кто-то, как москвичи и питерцы (включая автора этих строк), знаком только с его стихами.
Кто-то владеет вепсским и может по достоинству оценить Абрамова как национального поэта, кто-то – только русским… Но все мы, как-то исподволь и незаметно, сдружились между собой, стали общаться (в век новых технологий это стало проще).
А главная хранительница абрамовского творческого наследия – директор Подпорожской библиотеки Галина Анатольевна Артемьева и крёстная мама Николая – Светлана Петровна Пасюкова – так вообще стали для меня словно родными. Тем более, что даже внешне эти две женщины удивительно похожи на мою вепсскую и карельскую родню!
И вот уже несколько лет я с удовольствием приезжаю и в столицу родины моих предков – Петрозаводск, где большую часть жизни жил и работал Абрамов, навещаю редакцию “Kodima”, и в небольшой, но гостеприимный райцентр Ленобласти Подпорожье, где в местной библиотеке (поистине центре районной культуры и просвещения!) регулярно проводятся литературно-художественные мероприятия, посвящённые памяти Абрамова, а с недавних пор и вепсские литературные вечера и фольклорные встречи.
К 60-летию Николая Викторовича мы общими усилиями подготовили сборник воспоминаний о поэте – «Отраженье Веси белой…», презентация которого намечена на III абрамовской конференции в Подпорожье.
Получается, что и после своего ухода в Вечность поэт продолжает объединять людей, сплачивать их, подвигать на новые свершения, на добрые дела, заставляет задумываться над, казалось бы, обыденными вещами, очищает сердце и врачует душевные раны… В этом-то, наверное, и заключается секрет гениальности стихов Абрамова, и читается масштаб его личности!
Ах, как права петрозаводская писательница Яна Жемойтелите (именно она, к слову, была редактором сборника русскоязычных стихов и переводов Абрамова, вышедшего в Петрозаводске – «Между силами зла и добра»), точно и ярко подметившая на вечере памяти Николая Викторовича в Национальной библиотеке Карелии: «Мы не потеряли вепсского поэта – сейчас начинается его настоящая жизнь!».
Михаил ВАСЬКОВ,
для АП-ПА
Приложение: стихи Н.В. Абрамова
БУДЬТЕ ВЫСОКИМИ!
От судьбы нам никуда
Не деться,
Только до последнего
Мгновенья
Будьте
Беспокойными,
Как сердце,
Будьте непреклонными
С рожденья!
Будьте неподкупными
Как совесть,
Даже если и с пустым
Карманом.
Сýдьбы есть на свете –
Словно повесть,
Пусть про вас
Слагаются
Романы!
Напрягая мускулы и нервы,
И из поколенья в поколенье,
Будьте в повседневной жизни –
Первым,
Словно в самом
Главном
Наступленье.
С трусостью и ложью
В вечной ссоре,
Становясь сильней
И выше ростом,
Будьте непокорными,
Как море,
Будьте же высокими
Как звезды!
1985
ВОЛК
Я пока что не стар,
мир иной не зовёт меня вовсе,
но уже и не юн,
и мечты, и надежды – не те...
А на землю мою
вновь приходит нежданная осень,
и волками всё так же
пугают под вечер детей.
Но я в эти нелепые,
вздорные сказки не верю,
и скажу, вновь скажу,
пусть простит мне зверьё эту лесть:
волки – самые добрые,
самые нежные звери,
только мир так устроен,
что каждому хочется есть.
Я оставил свой дом,
снова проводы были недолги,
лишь немного всплакнула,
как издавна принято,– мать.
И остались в заснеженной мгле
мои верные волки,
как всегда, постеснявшись,
прийти на вокзал провожать.
Мне без вас городская
и лёгкая жизнь не даётся,
здесь повсюду флажки,
егерей и капканов не счесть...
Я никак не привыкну,
что даже любовь – продаётся,
покупается всё –
и награды, и совесть, и честь.
Словно в ржавый капкан,
попадая опять в передрягу,
среди женщин продажных,
и чёрных охотничьих «Волг»,
я такой же, такой же –
бездомный, залётный бродяга,
я такой же, такой –
одинокий, затравленный волк...
1989
ПО ВОЛЧЬЕМУ СЛЕДУ
Я вновь заблудился средь сосен и елей,
и ноги не держат, бреду еле-еле.
Не видно ни зги…
А давай-ка поеду –
по волчьему следу.
Здесь вечером зимним,
морозным и долгим,
бродили матёрые, мудрые волки.
Справляли шальные звериные свадьбы;
на этой гулянке и мне бы сплясать бы.
Чтоб видеть лишь морды,
не злобные лица,
и чтобы взасос целовала волчица!..
но снова примерно я шкуру овечью
и сердце тревожно забьётся в груди, –
лишь только появится след – человечий,
и волчий капкан ждёт меня впереди.
Но нет, лишь почудилось…
Солнце всё выше.
Несут меня старые верные лыжи.
Вот только куда же, куда я приеду –
по волчьему следу?..
Всё реже крещенья, поминки всё чаще,
я в жизни своей заблудился, как в чаще.
Но, может от злобных наветов и бед –
Спасёт меня волчий запутанный след.
Бродячая жизнь и свобода – так сладки,
давно изучил я все волчьи повадки,
но вслед за сгоревшим,
безжалостным веком,
всё больше мне хочется быть – человеком.
И лучшая песня пока что не спета,
мне хочется – ласки, мне хочется света.
Но вижу в потёмках – лишь злобные лица,
и конь мой храпит – тяжела колесница…
Вставая и падая, снова я еду –
по волчьему следу, по волчьему следу…
1990
ХОРОШИЕ ЛЮДИ
Когда, улыбаясь, отраву несли мне на блюде,
Но был ещё выбор – «жакан» или – просто петля,
Меня приютили – хорошие добрые люди.
И есть, видно, Бог, коль рождает и наша земля!
Мне чудится нежность и преданность – в волчьем оскале,
И что-то звериное – в злых человечьих глазах…
Но люди лихие меня бы напрасно искали,
Я с ними расстался, и нет мне дороги назад.
Не стихнет веселье, в разгаре хмельная пирушка,
Душа поднимается в гору и – кубарем вниз…
Вновь чай подливает и мёд предлагает старушка;
Она мне милее, чем самая лучшая «мисс».
Глядят со стены пожелтевшие старые снимки,
Как древние руны, фотографам – честь и хвала!
Старик принесет чуть подмерзшей, мочёной брусники,
Посетует с грустью, что пенсия больно мала.
Расскажет, как нынче медведя он встретил в овражке,
Почти – как приблудного финна на прошлой войне…
И, все попирая законы, – отведаем бражки,
тайком от хозяйки, чтоб радостней стало вдвойне.
Темно на дворе… На лежалом и выцветшем сене
Постелю устроят… Сюда б – молодую жену…
Внезапно проснусь, и подумаю ночью весенней,
Что, может быть, я не напрасно на свете живу!
Когда же меня на Земле одинокой не будет,
пусть скорбный мой прах, по-крестьянски, ничуть не спеша,
под старой сосной похоронят – хорошие люди.
Покойнее с ними бездомная будет душа…
ЧЁРНЫЙ ЛЕБЕДЬ
Весь этот мир, на редкость вздорный,
Господь создáл в один лишь круг.
Всегда в опале – лебедь чёрный,
Когда лишь белые вокруг.
И, задыхаясь от всесилья,
Кричат: «Ату его, ату!..»
А я боюсь расправить крылья –
Подстрелят прямо на лету.
И не услышишь больше Слова,
Погасло солнце, рéки вспять.
Картечью злоба хлещет снова:
Найти его… догнать, распять!
И, задыхаясь от всесилья,
Кричат: «Ату его, ату!..»
Но я уже расправил крылья,
И пусть стреляют на лету!
РОМАШКОВАЯ НАСТЯ
Мне дальнюю дорогу, гулять на вольной воле
Или же дом казённый судьба готовит вновь?
Опять к себе поманит ромашковое поле,
На счастье погадать ли, а может, на любовь?…
Мне голову вскружили ромашковые травы,
Ах, любит?! Ах, не любит?! Я больше не могу…
Ромашковая Настя – глоток хмельной отравы
На солнечном и тёплом ромашковом лугу.
Лохматый пёс твой чуден и мысли все читает,
Но я опять ревнивый собачий взгляд ловлю.
Ведь он меня не любит и покусать мечтает,
А я же вас обоих по-прежнему люблю.
Мне по ночам не спится, под утро выйду в сени,
И в призрачном тумане почудится не раз:
Ромашковая сказка – твоих волос осенних,
Ромашковая тайна – твоих озёрных глаз.
Я безнадёжно болен и не мечтаю вовсе,
Что сбудутся желанья, и станем мы близки.
Дождями плачет небо, когда приходит осень,
Ромашковые травы роняют лепестки.
Ромашковая радость – от солнца до ненастья,
Ромашковое горе – от лета до весны…
Ромашковая Настя, не будет в жизни счастья
Мне без твоих дождливых ромашковых ресниц…
НАСТЯ
Не ищу я капризной удачи и лёгкого счастья,
Может, вспомнят, скорей, обо мне – о таком-то, сяком.
Промелькнёт моя жизнь, как девчонка по имени Настя,
Что ромашковым полем купаться бежит босиком.
Я, признаться, давно уж хочу познакомиться с Настей,
Мне по нраву её очень милый и преданный пёс.
Только страшно боюсь, что меня разорвёт он на части,
На троих не поделится этот желтеющий плёс.
Лишь вчера мой любовный корабль напоролся на рифы,
И не мальчик уже, и в дырявом сижу шалаше.
Но, быть может, мои одинокие, грустные рифмы,
Тронут звонкие струны в невинной, девичьей душе.
1995
ПЕСНЯ ПРО ЦАРЕВНУ НАСТЕНЬКУ
Я построю чудный дом из красивых слов,
из несбывшихся надежд и хрустальных снов.
Будто снова молод я, будто снова юн,
и со мной мои друзья – шесть гитарных струн.
Будет терем сказочный, где трава в росе,
чтоб царевной Настенькой любовались все.
Там, где зайцы падают, сосны вдаль глядят,
где над синим озером – лебеди летят.
Я построю чудный дом, двери распахну,
чтоб красавицу впустить, юную весну.
Пусть подарит мне она – колдовскую ночь,
а потом родится – сын, и родится дочь.
Будет терем сказочный, в голубой росе,
чтоб царевной Настенькой любовались все.
Где с обрыва гордые сосны вдаль глядят,
где над сними озером – лебеди летят.
Я построю чудный дом, пусть живут там вновь –
Воскресение моё и моя любовь.
Чтобы верилось в мечту в самый грустный час,
пусть надежда никогда не покинет нас.
Будет терем сказочный, в колдовской росе,
чтоб царевной Настенькой любовались все.
Там, где звёзды падают, сосны вдаль глядят,
где над синим озером – лебеди летят…
Март 1998
КОЛДУНЬЯ
А. К.
Дни тянулись и серы, и глýхи,
Среди наших лесов и болот.
Но услышал я странные слухи,
Что колдунья в окрýге живёт.
Руки – лебеди, волосы – травы,
И ресницы – как ветви берёз.
Словно выпил хмельной я отравы,
И найти захотелось до слёз.
Я все силы в болотах оставил,
Никого… как под воду ушла.
Я повсюду ловушки расставил,
Но колдунья кругом обошла.
Только странник в лихое ненастье,
Мы сошлись, где подветренный плёс,
Мне сказал, что зовут её Настей,
И что с ней лишь один только пёс.
Ах, как долго, как долго я медлил,
Может, в чащи другие ушла?..
Но поставлю и сети, и петли,
Позарез мне колдунья нужна.
Словно выпил хмельной я отравы,
И найти захотелось до слёз…
Руки – лебеди, волосы – травы,
И ресницы – как ветви берёз…
1998
Авторский перевод с вепсского
ЛИРИЧЕСКАЯ
Анне А.
Среди сосен и скал,
где бродила Красавица Насто,
с потаённою грустью
соседствует правда и ложь.
Только жаль, что кресты
с куполами увидишь не часто,
а в прибрежных полях
не цветёт, не колышется рожь.
Дни мои потекли –
как весенние, бурные реки,
повернёшь ли их вспять,
даже если колдуй-ворожи!
Покорили меня,
красотою пленили навеки –
Ваши волосы цвета
осенней нескошенной ржи…
Мою душу больную –
никто не возьмёт на поруки.
Пусть судачит молва,
пусть однажды осудит меня…
Чтоб увидеть опять
эти дивные волосы, руки,
В честь царевны младой –
вороного седлаю коня.
Этих глаз колдовских –
на погибель хмельная отрава.
В полночь стража не спит,
и доносится: «Вора держи!»
Но стекают с коня
по росистым ромашковым травам –
Ваши волосы цвета
осенней нескошенной ржи…
Сентябрь 2004
* * *
Мне снились опять твои дивные волосы,
руки…
Что осенью поздней увидеть черёмухи
цвет.
Но кто мою душу больную
возьмёт на поруки?
К чему без тебя этот мир,
этот горестный свет?
Душа, словно парус,
ветрами разорванный в клочья,
Живёт лишь надеждой,
свободу, как прежде, любя…
Ромашковым утром
и долгою зимнею ночью
Хочу просыпаться…
чтоб снова увидеть – тебя…
ВОТ ОПЯТЬ ПЕРВЫЙ СНЕГ…
Вот опять первый снег…
Поиграем в снежки, дорогая!
Пусть печали уйдут,
пусть растают все наши тревоги.
Первый лёд на реке,
вот уже и зима на пороге,
скоро встретимся с ней
и, надеюсь, не станем врагами.
Даже в стылую мглу,
даже если метели в полнеба,
не кляну я судьбу,
небеса никогда не ругаю.
Так придумал Господь…
в эти праздники первого снега,
в эти светлые дни,
поиграем в снежки, дорогая!
Пусть осудит молва,
Пусть про нас говорят что угодно,
лишь тобой я дышу,
только ты мне нужна,
не другая.
Лишь тобой я живу,
и пускай далеко ты сегодня,
поиграем в снежки,
поиграем в снежки, дорогая!
Авторский перевод с вепсского
НЕВОЗВРАТНОСТЬ
Н. Яковлевой
Всё возвращается опять к
первоначальному,
Всё самое смешное и печальное.
И, словно в сказке, кольца обручальные
В конце концов счастливо заблестят.
Опять планеты в космосе вращаются,
И даже что другими не прощается,
Нам матери в который раз простят…
Но только то назад не возвращается,
Лишь только тот уже не возвращается,
Кто нас любить до смерти обещается,
Но скажет в миг какой-то: «Уходи!»…
Лишь только то назад невозвратимое,
Что самое родное и любимое.
Останется оно, навек хранимое,
Как что-то очень-очень светлое –
в груди.
И даже эти аксиомы – истины,
Как нет зимы с невыпавшими листьями,
На свете всё непросто и таинственно,
И, видимо, не зря придуман мир.
Но как нам эту невозвратность
выстрадать?
Какими же словами это высказать?
Ведь от потерь любимых, как от
выстрелов,
Мы тоже умираем хоть на миг…
1980
* * *
Уходят вновь любимые от нас,
В какой-то самый беспощадный час.
Холодный дождь смывает тёплый след,
А мы глядим с надеждою им вслед.
И словно первый, самый светлый снег,
Растает самый главный человек,
Собою всё на свете заслонив…
О, как же мир порой несправедлив!
Уходит не товарищ и не друг,
Чтобы, простив тебя, вернуться вдруг.
И на душе – шальная круговерть,
Страшнее может быть лишь только
смерть.
Терять любимых, словно на войне,
Обидно и безжалостно вдвойне.
Но невозможно жить нам без потерь,
А ты всё ждёшь, что тихо скрипнет
дверь.
Чтоб от потерь себя мы берегли,
Не хватит притяжения Земли,
Магнитные поля не сберегут,
Когда в глаза любимым просто лгут.
Ведь день на день становится похож,
Когда есть равнодушие и ложь,
Когда обидных слов не взять назад,
И первый снег темнеет на глазах.
Чтобы любимых наших нам сберечь,
Чтобы рукою их касаться плеч,
Быть надо небездушным к их судьбе,
И быть порой безжалостным к себе.
Чтобы любовь была не до утра,
Нам надо лишь немножечко добра…
Но вот, в который раз, на склоне лет,
Глядим, глядим любимым нашим вслед.
1985
* * *
Я нёс тебя однажды на руках
Через ручей, в цветах и облаках.
И птицы голосили по весне…
Я нёс тебя…
но только лишь во сне.
Хмельных черёмух ветви теребя,
Я целовал волшебную – тебя.
Родным казался нам песчаный плёс,
И счастлив был
лохматый, старый пёс.
Я вновь хочу по облакам брести,
И на руках всю ночь тебя нести.
Как жаль, что это был
лишь только сон,
А старый пёс…
Недавно умер он…
17 октября 2000
* * *
На бедовой версте,
Где горит мой костёр,
Братьев нет дорогих,
Нет любимых сестёр.
И друзья, и приятели – снова не те,
Нет любимой моей
На бедовой версте.
Только чьи-то шаги –
Сапогами скрипят,
Да в туманной дали, слышу,
Кони храпят.
И погас мой костёр,
И завяли цветы,
И кончается жизнь
У проклятой версты…
Но цветок неприметный
К земле не приник,
От него снова ожил
Засохший родник.
А потом ручеек зазвенел, и река –
Будет радовать нас и года, и века.
Снова греет высокое
пламя костра,
Отыскал меня брат,
И нашлась вдруг сестра,
И взошла на престол
Среди сумрачных лиц –
Королева волос и принцесса ресниц.
Я дарю ей цветы и пишу ей стихи
Среди северных наших
Суровых стихий,
И влюбленный опять,
Жду хороших вестей
Под падучей звездой –
На счастливой версте!..
1997
СВЕЧА
Марине Н.
Не цветёт пока мой белый сад,
Всё не кончится холодный май.
Может, рано мне пока что в ад,
Но уже, конечно, поздно в рай.
Замолю я все свои грехи,
Что останется – в печи сожгу.
Чтобы к ýтру написать стихи,
Я последнюю свечу зажгу.
Будет поздняя мерцать звезда,
Или ранний полыхать рассвет.
Буду счастлив, если скажешь «да»,
И печален, коль ответишь «нет».
Пусть любовь моя сгорит дотла,
До конца я буду вместе с ней.
Как слеза, она была светла,
И чиста была, как первый снег.
Журавлём осенним вновь лечу,
Лишь дорогу позабыл спросить.
Слишком рано я зажёг свечу,
Только поздно мне её гасить.
Но пока горит моя свеча,
Своё сердце я раскрою вновь…
Здравствуй, ранняя моя печаль,
Здравствуй, поздняя моя любовь…
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Я умываюсь – первым снегом.
Я улыбаюсь – первым снегом.
Снежинок лёгких первым бегом,
Что мне запомнится навек.
Опять кричу я «здравствуй» снегу,
Опять рукой машу я снегу…
Как мало нужно человеку,
Чтобы был счастлив человек!
Лишь только б знать, что мы любимы,
Что будут осени и зимы,
Что где-то есть глаза любимой,
Её едва заметный след.
Что встанет солнце на рассвете,
Что вновь смеются где-то дети,
И знать, что мир на всей планете,
И вновь родится первый снег!
1984
СНЕГ
К нам богатства не падают с неба,
Но, быть может, приснится и мне –
только горсточка русского снега
В неродимой и жаркой стране.
Пусть приснится – я шах, или кто там,
Всех богаче, и денег – мешок.
Но покажет однажды мне кто-то
Ленинградский далёкий снежок.
За него я отдам все богатства,
(пусть смеются: «Да что там – вода»…)
За коня отдавали полцарства,
Я – коня и всё царство отдам!
И не раз ещё, где бы я ни был,
Повторю, но уже не во сне:
«Кто сказал, что не падает с неба
К нам богатство? Ведь падает снег!»
Октябрь 1985
ЖУРАВЛИ
До морозов уже полверсты,
Не дрожат на осинах листы.
Журавли улетают на юг –
Заколдованный вéртится круг.
Солнца бледного горестный лик,
В небе слышится жалобный крик.
И как слёзы с девичьих ресниц
Этот вид улетающих птиц.
Только что же их манит сюда?
Может быть, здесь вкуснее вода?
Может быть, среди наших болот
Много есть серебров и золот?
Но видал я лишь только одну
Грязь дорог и снегов седину.
Да ещё – позолоту зари,
Что склевали в борах глухари.
И как будто на юг журавли
Все мои улетели рубли,
Хоть по ним иногда и грущу,
Но уже никогда не ищу.
Одного лишь прошу у богов
Среди жёлтых и мокрых стогов,
Как средь братьев родных и сестёр –
Пусть горит мой осенний костёр…
Вот уже замерзает река,
Так бывало и будет века,
И всё дальше, всё дальше от вьюг –
Журавли улетают на юг.
1987
ОХОТА
На болотах – клюква,
А в борах – брусника,
Устилает землю –
жёлтых листьев медь.
И шагнёт навстречу,
как с цветного снимка, –
Длинноухий заяц,
лось или медведь.
Подпирают небо
сосны-великаны,
Тишина такая,
что в ушах звенит…
Не нужны мне пули,
ни к чему капканы, –
Заряжаю плёнкой
старенький «Зенит».
Буду ползать тихо,
буду бегать быстро,
И под утро слушать
глухаря куплет…
Я в ударе нынче –
снова меткий выстрел,
А потом – осечка,
а потом – дуплет…
Много благ на свете,
я на них не клюну,
Даже если стану –
доктором наук.
Буду есть бруснику,
на болотах – клюкву,
И ловить в озёрах
окуней и щук!
1989
* * *
Когда с озёр сойдёт последний лёд,
последний снег в глуши лесной растает,
к родным местам вернутся птичьи стаи,
и первый дождь на землю упадёт...
Я ухожу туда, где нет людей,
мне среди них на этом свете тесно,
опять глухарь подарит утром песню
и сядет рядом – пара лебедей.
Как хорошо бродить по берегам
реки, что с детства раннего любима,
и пожелать добра – своим врагам,
и подарить стихи – своей любимой.
Как ложь в поэте, в женщине убогость,
меня страшит в безбрежной череде
не одиночество в лесах, а – одинокость
среди толпы, среди очередей.
Я верю в то, что счастлив будет каждый
весенним днём речной увидеть плёс,
когда с тобой – лишь только верный пёс
и нет друзей, что предали однажды...
...Когда скуёт озёра первый лёд,
и первый снег заляжет белым слогом,
я наземь упаду однажды, словно –
журавль осенний, сбитый кем-то влёт....
1991
